Марк Твен - Приключения Гекльберри Финна [Издание 1942 г.]
Потом кто-то сказал, что уже три часа, что скоро начнет светать, затем опять послышался смех. Но лодка моя плыла все дальше и дальше; голоса стали доноситься неясно, так что я уже не мог различить слов, слышался только отдаленный гул да смех, но скоро затихли и они. Пристань была далеко позади.
Я приподнялся и увидел перед собой Джексонов остров, поросший густым лесом; издали он вздымался передо мной темной массой, точно громадный пароход без огней. Низкий песчаный берег был весь под водой.
Подхваченный быстрым течением, я живо обогнул мыс, вошел в тихую воду и высадился на берегу, обращенном к Иллинойсу. Лодку мою я ввел в маленькую знакомую мне бухточку, закрытую густым лозняком, так что ничей посторонний глаз не мог бы заметить ее. Ура! Я был свободен!
Вскарабкавшись на берег, я присел на пень и стал смотреть на величественную реку, по которой тихо скользили темные бревна. Вдали раскинулся город; там, как звездочки, мерцали огоньки. Вот проплыл огромный плот с фонарем посередине; я смотрел, как он медленно проносится мимо меня, и слышал, как человек, стоявший на плоту, крикнул кому-то: «Право на борт!» Плот был далеко на середине реки, а мне казалось, что говорят в двух шагах от меня.
На небе показалась серая полоса рассвета. Я пошел в лес и прилег отдохнуть перед завтраком.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Сон в лесу. — Ищут мертвое тело. — На страже. — Гек находит Джима. — Дурные приметы. — Негр с деревянной ногой.
Солнце стояло уже высоко на небе, когда я проснулся. Очевидно, было уже часов восемь, если не больше. Я лежал на траве в тени деревьев и чувствовал себя хорошо и привольно, как птица в гнезде. Деревья росли так густо, что солнечные лучи еле пробивались меж ветвей. На земле, на тех местах, куда проникли лучи, танцовали блестящие пятна — признак небольшого ветерка. Две белочки сидели на ветке и дружелюбно посматривали на меня.
Мне было так хорошо и удобно, что не хотелось вставать и заботиться о завтраке. Я даже закрыл глаза, намереваясь еще немного вздремнуть, как вдруг мне послышался какой-то отдаленный неясный звук — бум-бум. Этот звук пронесся над рекой. Я приподнялся и стал прислушиваться. Звук повторился! Я вскочил на ноги, побежал к берегу, раздвинул кусты и стал смотреть. Почти против пристани над водой стлалось белое облачко. Пристань полна людей. Теперь я понял, в чем дело. Бум! И я различил дымок, отделившийся от пароходного борта. Ого! Они палили из пушки по воде, чтобы заставить всплыть на поверхность мой труп!
Я страшно проголодался, но не смел развести огонь — дым мог выдать меня. Так сидел я на берегу, прислушиваясь к пушечным выстрелам и следя за белыми клубами дыма. Река в этом месте была очень широка и в это солнечное утро казалась особенно прекрасной. Я с наслаждением сидел бы здесь все время, пока они ищут мои бренные останки, если бы только мне было что поесть! Вдруг мне пришло в голову, что в нашем городе есть обычай при поисках утопленников бросать в воду караваи хлеба со вставленными внутрь стаканчиками ртути, потому что такой каравай непременно остановится над мертвым телом.
«Вот, — подумал я, — вылови-ка такой каравай, он тебе гораздо больше пригодится, чем твоему мертвому телу».
И действительно, едва я это подумал, как вижу — плывет такой хлебец. Я подцепил его длинным прутом и вытащил благополучно из воды. Это была отличная булка, какие едят богатые люди, — не то что те жесткие серые хлебы, о которые ломают зубы бедняки. Надо «умереть», чтобы получить такую чудесную вкусную булку!
Я спокойно сидел на пне, уписывая добычу и следя за стараниями искателей моего трупа. «Может, быть, — думал я, — вдова или пастор молились, чтобы этот хлеб нашел меня, — вот он и приплыл ко мне».
Я закурил трубочку и продолжал наблюдать за пароходом. Пароход все приближался; я потушил мою трубочку, лег на берегу, спрятавшись за дерево, и сквозь ветви наблюдал за происходившим.
Гек Финн.
Пароход подошел уже совсем близко, так что пассажиры могли перекинуть доску и сойти на берег. Почти все мои знакомые собрались здесь. Мой отец, казавшийся немного смущенным, судья Тэчер с дочерью, Джо Гарпер, Том Сойер с братом, сестрой и старой тетушкой Полли и многие другие. Вдовы и мисс Ватсон я не заметил — они, верно, были страшно убиты горем. Все толковали про убийство. Капитан вдруг крикнул:
— Смотрите теперь в оба, господа: у острова самое быстрое течение. Очень возможно, что тело прибило сюда и оно запуталось в тростниках. Я надеюсь, что здесь мы его найдем!
Но я на это совсем не надеялся! Они все столпились на борту и, не дыша, пристально уставились глазами на воду. Мне хотелось засмеяться им в лицо, так забавны были их серьезные мины.
Бум! — прогремел опять пушечный выстрел и на этот раз так близко от меня, что я чуть не оглох от удара и чуть не ослеп от дыма; одну секунду я думал, что я уже умер. Если бы они выпалили еще раз, то уж наверное нашли бы труп, который искали. Мало-помалу я пришел в себя и понял, что остался цел и невредим.
Между тем пароход пошел дальше и скоро скрылся из виду. Обогнув мыс, они прошли мимо острова с другой стороны и продолжали палить не переставая. Я тоже перешел на другую сторону и долго наблюдал за ними. Наконец они устали гоняться за моим мертвым телом и повернули к городу. Теперь я надеялся, что они навсегда оставят меня в покое.
Я вытащил мои пожитки из лодки и очень уютно устроился в густом лесу. Из одеял я соорудил нечто вроде палатки, чтобы защитить мое имущество от дождя. Потом я поймал щуку, выпотрошил ее пилой, развел огонь и состряпал себе отличный ужин. Потом забросил снова удочки, чтобы наловить рыбы к утреннему завтраку.
Когда стемнело, я, закурив трубочку, присел к моему костру, очень довольный собой. Но мало-помалу меня охватила тоска одиночества. Я пошел на берег и стал смотреть на катившиеся волны, на сверкавшие звезды, потом стал считать скользившие по реке бревна, потом вернулся в палатку и лег спать. Самое лучшее средство от одиночества — сон.
Так прошло три дня и три ночи без всякой перемены. Затем мне вздумалось исследовать остров. Ведь остров был мой, я, так сказать, был его полный властелин, и мне хотелось изучить каждый его уголок, но главным образом мне нужно было просто убить время. Я нашел много прекрасной, спелой земляники, а также незрелого винограда и других ягод, которыми со временем можно будет полакомиться.
Я пробирался через чащу леса, как я думал, на другой конец острова.
Я захватил с собой ружье, но избегал стрелять, боясь звуком выстрела выдать свое присутствие. Я чуть не наступил на довольно большую змею, извивавшуюся на траве и цветах, я шел все дальше, беззаботно посматривая по сторонам, и вдруг наткнулся на дымившиеся остатки недавнего костра.
У меня душа ушла в пятки. Недолго думая, я на цыпочках стал осторожно красться назад. По временам я останавливался и прислушивался, но сердце у меня билось так сильно, что я ничего не мог слышать. Я шел дальше и опять останавливался от страха, принимая пень за человека и леденея от ужаса при звуке хрустевшего под ногами сучка.
Вернулся я в свою палатку в довольно мрачном настроении духа, собрал наскоро все свои пожитки и снес их в лодку. Костер потушил, даже затоптал пепел, а сам влез на дерево, чтобы внимательно осмотреть всю окрестность.
На дереве просидел я часа два или три, ничего не видя и не слыша, вздрагивая тысячу раз от воображаемых голосов и шагов. Но не мог же я вечно оставаться на дереве! Я слез вниз, но из осторожности держался в чаще леса, внимательно ко всему прислушиваясь.
Стемнело. Мне захотелось есть. Перед восходом луны я пробрался к моей лодке и поплыл к Иллинойсу. Там я высадился на берегу и сварил себе ужин. Только что я хотел лечь спать, как вдруг услышал стук копыт и человеческие голоса. Я осторожно заполз в чащу и стал наблюдать.
Через несколько минут я услыхал чей-то голос:
— Если найдем удобное местечко, то расположимся здесь. Лошади совсем заморились.
Не медля, я пробрался к моей лодке и поплыл на старое место. Видно, мне и ночевать придется в лодке.
Но мне не спалось; неотвязные мысли мешали вздремнуть, и если на минуту я забывался сном, мне начинало казаться, что кто-то схватил меня за шиворот. Все это измучило меня. «Так жить нельзя, — думал я, — надо пойти и разузнать во что бы то ни стало, кто живет на острове». После этого мне стало немножко легче.
Задумано — сделано! Беру весла и плыву вдоль острова, осторожно держась в тени берегов. Месяц светил так ярко, что на реке было светло, как днем. Я почти достиг противоположного конца острова. Поднялся свежий предрассветный ветерок, и у меня стало как-то веселей на душе. Я пристал к берегу, захватил ружье и осторожно пошел в лес. Там, присев на пень, я наблюдал, как постепенно бледнеет месяц, темнеет вода и начинает бледнеть на востоке серая узкая полоска зари — скоро утро. Перекинув ружье за плечо, я стал тихо пробираться к месту, где видел костер. Но мне не повезло, и я долго не мог его найти. Наконец сквозь деревья блеснул огонек, я пошел на него и вдруг увидел лежащего на земле мужчину. Я понял, что погиб. Человек этот был весь завернут в одеяло и лежал так близко к костру, что головой почти касался огня. Я забился в кустарник и не спускал с него глаз. Между тем становилось все светлее. Вдруг мой незнакомец шевельнулся, зевнул, потянулся и сбросил с себя одеяло. Я застыл от ужаса, у меня сердце перестало биться… Я всмотрелся внимательнее — и кого же я увидел? Джима, Джима, старого негра мисс Ватсон! Как я ему обрадовался!
